Dum spiro, spero
Заказ: "Джилл выходит замуж за Криса, все счастливы, никто не псих, не умирает, не страдает потерей памяти или ориентации в пространстве и времени"
Начнем, пожалуй)- Миссис Оркотт,- сказала она своему отражению,- миссис Джиллиан Оркотт.
Джилл, вздохнув, поправила фату – вот уж где отчаянное лицемерие. Еще ее бабушка говорила малютке Джилли, что фата – символ невинности и непорочности невесты. Бабуля будет на венчании – что ж, пусть старушка порадуется – если поверит, конечно. Бабуле Саливан уже восемьдесят четыре, но ясность ума она не утратила нисколько, и должна догадываться, что девушка в 39 лет уже как бы и не совсем девушка.
Впрочем, по внешнему виду Джилл сложно было предположить, что через три месяца и восемнадцать дней ей стукнет сорок. От бабули Саливан, кроме информации о символике фаты, ей досталась довольно неплохая наследственность – с ее стороны в семье Джилл все женщины безо всякой пластики и особых ухищрений сохраняли свежий и молодой вид до поры поздней зрелости. Однако даже это не могло изменить того факта, что биологические часы (или биологическая часовая бомба?..) тикали, время уходило, и все подруги повыходили замуж, а сейчас отправляли детей в колледж.
Ха! – думалось Джилл, пока она проверяла, все ли крючочки на платье застегнуты – дети эти в свое время учились всего на пару классов младше, чем ее будущий супруг. Кто бы мог подумать.
Это идиотический роман начался внезапно.
Стоп. Идиотический? Почему сознание подкинуло именно этот термин? Почему не романтический? Или страстный? Или неожиданный?.. Джилл ни дня из трех месяцев их отношений с Оркоттом-младшим не почувствовала себя пожилой матроной, приголубившей под своим крылом юного гладиатора – скорее Афродитой (вечной, как сама любовь, ага), принимающей дары от прекрасного Адониса.
Хотя Кристофер вовсе не был Адонисом – милым мальчишкой, которого Джилл помнила еще с тех пор, как Оркотт-старший – ныне шеф полиции Оркотт – подкинул его графу Ди – да. Славным парнем – застенчивым и тихим, не пойми каким образом угодившим в ФБР – несомненно. Потрясающим любовником, с которым у Джилл был самый яркий секс в жизни – абсолютно точно.
Так почему же при всех этих условиях сознание подкинуло именно этот термин для характеристики их отношений?..
Началось все именно так, как должны начинаться романы женщины и мужчины, годящейся ей в сыновья – на дне рождении Леона. Надо сказать, что, отметивший в тот день свое сорокалетие Оркотт-старший, сохранился еще лучше, чем сама Джилл. Строго говоря, это даже сложно было назвать «сохранился» - скорее «совершенно не изменился». Впрочем, это-то как раз не казалось странным – по крайней мере для Джилл – она догадывалась, что такой человек (существо?..), как граф Ди ни за что не допустит, чтобы мужчина, имеющий доступ к его сердцу и телу, состарился, одряхлел, а тем более – умер. Каким образом этот эффект был достигнут, Джилл не знала и знать не хотела. Так вот, на том дне рождения все пошло по накатанному сценарию – чуть подвыпившая Джилл, встретив в коридоре кого-то из Оркоттов (братья с годами становились все больше похожими друг на друга), получила предложение крепкой руки – пока лишь для того, чтобы дойти до балкона и подышать свежим воздухом. В сумерках, царивших на балконе, понять, кто из Оркоттов стоит перед ней, было все еще невозможно, и Джилл предположила, что скорее всего это Леон, поэтому для нее стало полнейшей неожиданностью, когда он принялся целовать ее и шарить по ней в поисках груди. «Эй! А как же граф?!» захлебнулось в новом глубоком поцелуе, и Джилл умелой рукой направила его ладонь по маршруту «декольте – под юбку».
Утром, проснувшись в постели в доме Оркотта и графа и спускаясь к завтраку, Джилл размышляла, как ей теперь смотреть в глаза хозяевам, и реакция Ди на ее появление сперва показалась Джилл сюжетным ходом какой-нибудь английской комедии абсурда. Наливая гостье чай, граф осведомился, удалось ли ей выспаться, и не передать ли что-нибудь «мистеру Оркотту», если тот позвонит. Леон во время этого разговора сидел тут же за столом и улыбался. Именно в этот момент Джилл начала подозревать, что переспала, вероятно, не с тем Оркоттом, на которого подумала изначально…
Подозрение подтвердилось, когда в тот же день Кристофер позвонил ей на работу – потому что других ее телефонов не знал. Точнее сказать, позвонил он не ей, а по номеру шефа полиции, и Леон, вызывая Джилл к себе в кабинет и с сардонической ухмылкой отдавая ей трубку, ехидно заметил, что «надолго занимать телефон шефа не стоит…»
Кристофер говорил тихо и запинаясь – так, что Джилл то и дело приходилось додумывать слова или переспрашивать, и со стороны Леона, который все это время с видом примерного старшего брата наблюдал за разговором, это должно было выглядеть довольно нелепо.
Джилл поспешно предложила Крису перезвонить ей на мобильной, и мальчик, похоже, пришел в шок и восторг от такого предложения. Джилл вздохнула про себя – молодые люди слишком трепетно относятся к такой мелочи, как номер мобильного телефона.
Звонка от Оркотта-младшего она ждала до вечера. Похоже, юноша все это время собирался с мужеством и, наконец решившись, прослушал три гудка, решил, что «она, наверно, занята» и дал отбой. Джилл перезвонила сама, и телефон Криса едва ли успел начать звонить до того, как он схватил трубку.
- Мисс Джилл… я вам звонил…
- Да, Крис, я знаю – не успела подойти.
- Простите, я только хотел…
Пока Джилл разговаривала с Крисом, ей в голову несколько раз приходило, что если бы их диалог был частью какого-нибудь опубликованного рассказа, то самым частым знаком препинания в нем, несомненно, было бы многоточие. Причем некоторые из них и были бы репликами героев.
С горем пополам они постановили, что «то, что случилось» было не случайностью, а взаимно желанным действием, что было это «так необычно, но потрясающе» - Джилл деликатно умолчала о том, что некоторое время предполагала, что переспала с Леоном, что «нужно непременно это повторить», и, нажимая кнопку отбоя, Джилл думала, что последнее решение относится к числу тех, о которых приятно вспоминать, но которые никогда не будут реализованы.
Каково же было ее удивление, когда в три часа ночи ее разбудил сигнал сообщения. До сих пор – и вот уже лет пятнадцать – писал ей только ее мобильный оператор, прося пополнить счет, и, открывая сообщение, Джилл посылала «Водафон-телеком» куда подальше, и была обескуражена текстом «Давайте встретимся завтра в 6 – я за вами заеду», не сумев сразу сообразить, куда это оператор связи хочет ее пригласить. Лишь через несколько секунд до не проснувшегося мозга дошло, что сообщение от Криса.
Она ответила готовим сообщением «Окей» и, вспомнив об этом утром, спешно полезла в папку входящих сообщений, чтобы убедиться, что все это ей не приснилось.
Ночного сообщения в папке не обнаружилась. Джилл, исполняя долг совести перед самой собой, испустила вздох облегчения, но тут же поймала себя на досадливо-разочарованном чувстве утраты.
По пути на работу она пришла к двум противоречивым выводам. Что во-первых она могла на автомате стереть сообщение. А во-вторых, пора в отпуск – съездить куда-нибудь в Египет, подцепить араба-любителя блондинок с большой грудью и отвлечься от этих странных фантазий о юном Оркотте (что самое ужасное – не о Крисе, а о Леоне в юности!)
Крис заехал ровно в шесть. Мальчик, похоже, одолжил служебную машину – во всяком случае, Джилл сомневалась, что все стажеры в ФБР ездят на личных черных мерседесах с тонированными стеклами. Первое, что увидела Джилл, открыв дверь, был огромный букет нежно-кремовых роз, и единственное, что она смогла выдавить из себя, было «Эээ… что это?»
- Вы не любите розы? – из-за букета появился Крис – выглядел он как ходячий стереотип «человека в черном» - разве что без темных очков.
Не отвечая, Джилл забрала букет, пропустив Криса в дом.
Тем вечером они никуда не пошли – начали прямо в прихожей – едва переступив порог, Крис обнял ее за талию, что, учитывая огромный букет, оказалось весьма глупым жестом – Джилл пришлось отстраниться и создать тем самым весьма неловкую ситуацию – того и гляди Крис решит, что его объятие было ей неприятно. Поэтому, поставив букет в воду, она решила действовать самостоятельно. На диване оказалось удобно только целоваться, и для продолжения Крис потянул ее на пол. Она хотела остановить его и предложить перебраться в спальню, но испугалась, что юноша снова растеряет большую часть уверенности в себе, и потому первый раз состоялся на ковре в гостиной. А потом обоим уже было все равно – Крис поднял ее на руки и, осведомившись, где тут спальня, потащил свою жертву туда.
Утром Джилл была бесповоротно влюблена, и потому вопрос «Что это было?» задавала с внутренним трепетом и страхом перед тем, что Крис ответит что-нибудь вроде «Простите, не знаю, что на меня нашло, мне пора…»
- Кажется, я люблю вас, мисс Джилл.
- Кажется, пора называть меня просто Джилл.
Это было потрясающе нелогично, и Джилл, всю жизнь искренне полагавшая, что каждый ее роман – лишь пересадочный пункт перед чем-то серьезным и большим, никак не могла предположить, что «серьезным и большим» окажется роман с юношей, которому в приличных барах еще было даже запрещено пить крепкие напитки. Она впервые в жизни с ужасом думала о том, что он встретит кого-то еще – помоложе, с трепетом ждала встреч и со смущением расстегивала перед ним кофточку.
Через две недели стало совершенно ясно – тем утром Крис не врал, и чувства его стали взаимными. Леон, с которым Джилл виделась каждый день, постепенно сменил свое отношение к их роману с ироничного посмеивания на вполне серьезные взгляды и вызовы на «разговор» - Джилл было смешно наблюдать за тем, как беззаботный коллега у нее на глазах превращается сперва в старшего брата, а потом в строгого папашу, обеспокоенного тем, что взрослая и опытная Джилл (надо же – как деликатно!) причинит боль наивному мальчику Кристоферу.
От этих разговоров Джилл чувствовала себя вовсе не такой взрослой и опытной, как должна была бы, и ее так и подмывало ответить Леону что-нибудь вроде «Но, мистер Оркотт! Я люблю вашего сына!» - причем на полном серьезе.
То, каким настороженным и строгим становился Леон, было для Джилл лучшим подтверждением серьезности намерений Криса.
И все-таки чувство это было довольно идиотичным – похоже, все происходящее было своего рода компенсацией за то, что большую часть своей юности она была девушкой серьезной и сознательной донельзя.
Руку и сердце она предложила Кристоферу сама. Вот просто взяла и спросила однажды «А что, милый – наши отношения – это только ослепительный секс и больше ничего?» Он испуганно ответил, что, разумеется, нет.
- А давай поженимся? – На одном дыхании – как выпивают стопку водки – выпалила она.
- Да, конечно.
Эффект от его ответа был тоже похож на эффект от водки.
Стараясь не запутаться в шлейфе, она вышла в коридор – все было готово, но невесте ведь не полагается появляться вовремя, и потому у Джилл было еще несколько минут, чтобы покурить и заставить пальцы в тонких белых перчатках не дрожать. Не успела она осторожно, чтобы не размазать помаду, сжать губами фильтр сигареты, как у самых глаз ее вспыхнул огонек зажигалки. Не поднимая взгляда, она прикурила, и лишь затем посмотрела на того, кто помог ей.
Разумеется, это был Оркотт.
- Спасибо.
- Ерунда,- он и сам прикурил – хотя, насколько было известно Джилл, граф заставил его бросить эту разрушительную привычку в обмен на обещание «никкуда больше не сбегать на своем гребанном корабле». Сейчас отступление Оркотта от собственных железных принципов было более чем кстати.
- Волнуешься?
- Мне скоро сорок, Леон, мне не по возрасту волноваться из-за такой ерунды.
- Ага… - еще одна затяжка – Джилл смутно подумала о том, что не хотелось бы, чтобы ее волосы и пальцы пахли табаком, но уже поздно об этом беспокоиться.
- Ты с ним сидела, когда мы с Ди куда-нибудь уезжали, помнишь?
- Нет, это началось не тогда.
- Ага… - он посмотрел куда-то в сторону, словно вдруг ужасно заинтересовался рисунком на обоях.
- Леон! Хватит уже этих «ага»! – она затушила сигарету об стену – не самый красивый жест для прекрасной невесты,- если ты хочешь признаться, что все эти годы любил только меня, то сейчас совершенно неподходящее для этого время и место!
- Черта с два,- он посмотрел на нее и неожиданно улыбнулся,- не знал, как сказать тебе…
Джилл внутренне сжалась – вот сейчас Леон скажет, что ни за что не допустит этого брака. И что тогда останется сказать ей? Послать Оркотта ко всем чертям? Повиниться и все-таки выдать свое коронное «Но я люблю вашего сына!»?..
- Я говорил с Ди,- ну вот, началось – решила Джилл. Графу лично она всегда нравилась, но ведь Крис для него был куда больше «почти как сын», чем даже для Леона,- он считает, что лучшей девушки Крису просто не найти,- Джилл, начавшая было оборонительную речь, так и застыла с открытым ртом,- Он в жизни таким счастливым не был. Знаешь… до той вечеринки он ведь каким-то потерянным был – Ди говорит, он никак не мог найти самого себя. А ты… ну типа помогла ему что ли…
- Леон…
- Да погоди ты! – Леон тоже затушил сигарету и засунул руки глубоко в карманы отглаженных черных брюк – он был шафером Криса, и Джилл не помнила, когда в последний раз видела его таким элегентным,- он ведь – знаешь – очень переживал, когда ему пришлось уехать от Ди. В Нью-Йорке так и не прижился, а потом… - синие глаза шефа Оркотта в упор смотрели на Джилл. – Ди сказал, вы будете счастливы. А ты знаешь – он в этих делах разбирается.
Джилл не стала останавливать Оркотта, когда тот, развернувшись, двинулся прочь – она жестоко подавила в себе желание догнать и обнять его – слова, которые он сказал, растрогали ее больше, чем те, которые мог бы сказать кто угодно из гостей, даже бабуля Саливан, которая всегда плакала на свадьбах. Джилл прислонилась к стене и с улыбкой прикрыла глаза.
Да, если уж граф Ди напророчил им с Крисом счастье, то иначе и быть не может – он в этих делах разбирается…
Теплая рука легла ей на плечо, и Джилл, не открывая глаз, сжала ее своей ладонью, улыбаясь. Только удержать свое счастье за руку. Только не отпустить – не на этот раз, и какая разница, кому сколько лет, и кто что искал.
- Идем, все заждались.
- Ты любишь меня?
Джилл услышала, как он улыбнулся.
- Идемте, миссис Оркотт, я отвечу на этот вопрос при свидетелях, чтобы потом вы не смогли отвертеться.
Начнем, пожалуй)- Миссис Оркотт,- сказала она своему отражению,- миссис Джиллиан Оркотт.
Джилл, вздохнув, поправила фату – вот уж где отчаянное лицемерие. Еще ее бабушка говорила малютке Джилли, что фата – символ невинности и непорочности невесты. Бабуля будет на венчании – что ж, пусть старушка порадуется – если поверит, конечно. Бабуле Саливан уже восемьдесят четыре, но ясность ума она не утратила нисколько, и должна догадываться, что девушка в 39 лет уже как бы и не совсем девушка.
Впрочем, по внешнему виду Джилл сложно было предположить, что через три месяца и восемнадцать дней ей стукнет сорок. От бабули Саливан, кроме информации о символике фаты, ей досталась довольно неплохая наследственность – с ее стороны в семье Джилл все женщины безо всякой пластики и особых ухищрений сохраняли свежий и молодой вид до поры поздней зрелости. Однако даже это не могло изменить того факта, что биологические часы (или биологическая часовая бомба?..) тикали, время уходило, и все подруги повыходили замуж, а сейчас отправляли детей в колледж.
Ха! – думалось Джилл, пока она проверяла, все ли крючочки на платье застегнуты – дети эти в свое время учились всего на пару классов младше, чем ее будущий супруг. Кто бы мог подумать.
Это идиотический роман начался внезапно.
Стоп. Идиотический? Почему сознание подкинуло именно этот термин? Почему не романтический? Или страстный? Или неожиданный?.. Джилл ни дня из трех месяцев их отношений с Оркоттом-младшим не почувствовала себя пожилой матроной, приголубившей под своим крылом юного гладиатора – скорее Афродитой (вечной, как сама любовь, ага), принимающей дары от прекрасного Адониса.
Хотя Кристофер вовсе не был Адонисом – милым мальчишкой, которого Джилл помнила еще с тех пор, как Оркотт-старший – ныне шеф полиции Оркотт – подкинул его графу Ди – да. Славным парнем – застенчивым и тихим, не пойми каким образом угодившим в ФБР – несомненно. Потрясающим любовником, с которым у Джилл был самый яркий секс в жизни – абсолютно точно.
Так почему же при всех этих условиях сознание подкинуло именно этот термин для характеристики их отношений?..
Началось все именно так, как должны начинаться романы женщины и мужчины, годящейся ей в сыновья – на дне рождении Леона. Надо сказать, что, отметивший в тот день свое сорокалетие Оркотт-старший, сохранился еще лучше, чем сама Джилл. Строго говоря, это даже сложно было назвать «сохранился» - скорее «совершенно не изменился». Впрочем, это-то как раз не казалось странным – по крайней мере для Джилл – она догадывалась, что такой человек (существо?..), как граф Ди ни за что не допустит, чтобы мужчина, имеющий доступ к его сердцу и телу, состарился, одряхлел, а тем более – умер. Каким образом этот эффект был достигнут, Джилл не знала и знать не хотела. Так вот, на том дне рождения все пошло по накатанному сценарию – чуть подвыпившая Джилл, встретив в коридоре кого-то из Оркоттов (братья с годами становились все больше похожими друг на друга), получила предложение крепкой руки – пока лишь для того, чтобы дойти до балкона и подышать свежим воздухом. В сумерках, царивших на балконе, понять, кто из Оркоттов стоит перед ней, было все еще невозможно, и Джилл предположила, что скорее всего это Леон, поэтому для нее стало полнейшей неожиданностью, когда он принялся целовать ее и шарить по ней в поисках груди. «Эй! А как же граф?!» захлебнулось в новом глубоком поцелуе, и Джилл умелой рукой направила его ладонь по маршруту «декольте – под юбку».
Утром, проснувшись в постели в доме Оркотта и графа и спускаясь к завтраку, Джилл размышляла, как ей теперь смотреть в глаза хозяевам, и реакция Ди на ее появление сперва показалась Джилл сюжетным ходом какой-нибудь английской комедии абсурда. Наливая гостье чай, граф осведомился, удалось ли ей выспаться, и не передать ли что-нибудь «мистеру Оркотту», если тот позвонит. Леон во время этого разговора сидел тут же за столом и улыбался. Именно в этот момент Джилл начала подозревать, что переспала, вероятно, не с тем Оркоттом, на которого подумала изначально…
Подозрение подтвердилось, когда в тот же день Кристофер позвонил ей на работу – потому что других ее телефонов не знал. Точнее сказать, позвонил он не ей, а по номеру шефа полиции, и Леон, вызывая Джилл к себе в кабинет и с сардонической ухмылкой отдавая ей трубку, ехидно заметил, что «надолго занимать телефон шефа не стоит…»
Кристофер говорил тихо и запинаясь – так, что Джилл то и дело приходилось додумывать слова или переспрашивать, и со стороны Леона, который все это время с видом примерного старшего брата наблюдал за разговором, это должно было выглядеть довольно нелепо.
Джилл поспешно предложила Крису перезвонить ей на мобильной, и мальчик, похоже, пришел в шок и восторг от такого предложения. Джилл вздохнула про себя – молодые люди слишком трепетно относятся к такой мелочи, как номер мобильного телефона.
Звонка от Оркотта-младшего она ждала до вечера. Похоже, юноша все это время собирался с мужеством и, наконец решившись, прослушал три гудка, решил, что «она, наверно, занята» и дал отбой. Джилл перезвонила сама, и телефон Криса едва ли успел начать звонить до того, как он схватил трубку.
- Мисс Джилл… я вам звонил…
- Да, Крис, я знаю – не успела подойти.
- Простите, я только хотел…
Пока Джилл разговаривала с Крисом, ей в голову несколько раз приходило, что если бы их диалог был частью какого-нибудь опубликованного рассказа, то самым частым знаком препинания в нем, несомненно, было бы многоточие. Причем некоторые из них и были бы репликами героев.
С горем пополам они постановили, что «то, что случилось» было не случайностью, а взаимно желанным действием, что было это «так необычно, но потрясающе» - Джилл деликатно умолчала о том, что некоторое время предполагала, что переспала с Леоном, что «нужно непременно это повторить», и, нажимая кнопку отбоя, Джилл думала, что последнее решение относится к числу тех, о которых приятно вспоминать, но которые никогда не будут реализованы.
Каково же было ее удивление, когда в три часа ночи ее разбудил сигнал сообщения. До сих пор – и вот уже лет пятнадцать – писал ей только ее мобильный оператор, прося пополнить счет, и, открывая сообщение, Джилл посылала «Водафон-телеком» куда подальше, и была обескуражена текстом «Давайте встретимся завтра в 6 – я за вами заеду», не сумев сразу сообразить, куда это оператор связи хочет ее пригласить. Лишь через несколько секунд до не проснувшегося мозга дошло, что сообщение от Криса.
Она ответила готовим сообщением «Окей» и, вспомнив об этом утром, спешно полезла в папку входящих сообщений, чтобы убедиться, что все это ей не приснилось.
Ночного сообщения в папке не обнаружилась. Джилл, исполняя долг совести перед самой собой, испустила вздох облегчения, но тут же поймала себя на досадливо-разочарованном чувстве утраты.
По пути на работу она пришла к двум противоречивым выводам. Что во-первых она могла на автомате стереть сообщение. А во-вторых, пора в отпуск – съездить куда-нибудь в Египет, подцепить араба-любителя блондинок с большой грудью и отвлечься от этих странных фантазий о юном Оркотте (что самое ужасное – не о Крисе, а о Леоне в юности!)
Крис заехал ровно в шесть. Мальчик, похоже, одолжил служебную машину – во всяком случае, Джилл сомневалась, что все стажеры в ФБР ездят на личных черных мерседесах с тонированными стеклами. Первое, что увидела Джилл, открыв дверь, был огромный букет нежно-кремовых роз, и единственное, что она смогла выдавить из себя, было «Эээ… что это?»
- Вы не любите розы? – из-за букета появился Крис – выглядел он как ходячий стереотип «человека в черном» - разве что без темных очков.
Не отвечая, Джилл забрала букет, пропустив Криса в дом.
Тем вечером они никуда не пошли – начали прямо в прихожей – едва переступив порог, Крис обнял ее за талию, что, учитывая огромный букет, оказалось весьма глупым жестом – Джилл пришлось отстраниться и создать тем самым весьма неловкую ситуацию – того и гляди Крис решит, что его объятие было ей неприятно. Поэтому, поставив букет в воду, она решила действовать самостоятельно. На диване оказалось удобно только целоваться, и для продолжения Крис потянул ее на пол. Она хотела остановить его и предложить перебраться в спальню, но испугалась, что юноша снова растеряет большую часть уверенности в себе, и потому первый раз состоялся на ковре в гостиной. А потом обоим уже было все равно – Крис поднял ее на руки и, осведомившись, где тут спальня, потащил свою жертву туда.
Утром Джилл была бесповоротно влюблена, и потому вопрос «Что это было?» задавала с внутренним трепетом и страхом перед тем, что Крис ответит что-нибудь вроде «Простите, не знаю, что на меня нашло, мне пора…»
- Кажется, я люблю вас, мисс Джилл.
- Кажется, пора называть меня просто Джилл.
Это было потрясающе нелогично, и Джилл, всю жизнь искренне полагавшая, что каждый ее роман – лишь пересадочный пункт перед чем-то серьезным и большим, никак не могла предположить, что «серьезным и большим» окажется роман с юношей, которому в приличных барах еще было даже запрещено пить крепкие напитки. Она впервые в жизни с ужасом думала о том, что он встретит кого-то еще – помоложе, с трепетом ждала встреч и со смущением расстегивала перед ним кофточку.
Через две недели стало совершенно ясно – тем утром Крис не врал, и чувства его стали взаимными. Леон, с которым Джилл виделась каждый день, постепенно сменил свое отношение к их роману с ироничного посмеивания на вполне серьезные взгляды и вызовы на «разговор» - Джилл было смешно наблюдать за тем, как беззаботный коллега у нее на глазах превращается сперва в старшего брата, а потом в строгого папашу, обеспокоенного тем, что взрослая и опытная Джилл (надо же – как деликатно!) причинит боль наивному мальчику Кристоферу.
От этих разговоров Джилл чувствовала себя вовсе не такой взрослой и опытной, как должна была бы, и ее так и подмывало ответить Леону что-нибудь вроде «Но, мистер Оркотт! Я люблю вашего сына!» - причем на полном серьезе.
То, каким настороженным и строгим становился Леон, было для Джилл лучшим подтверждением серьезности намерений Криса.
И все-таки чувство это было довольно идиотичным – похоже, все происходящее было своего рода компенсацией за то, что большую часть своей юности она была девушкой серьезной и сознательной донельзя.
Руку и сердце она предложила Кристоферу сама. Вот просто взяла и спросила однажды «А что, милый – наши отношения – это только ослепительный секс и больше ничего?» Он испуганно ответил, что, разумеется, нет.
- А давай поженимся? – На одном дыхании – как выпивают стопку водки – выпалила она.
- Да, конечно.
Эффект от его ответа был тоже похож на эффект от водки.
Стараясь не запутаться в шлейфе, она вышла в коридор – все было готово, но невесте ведь не полагается появляться вовремя, и потому у Джилл было еще несколько минут, чтобы покурить и заставить пальцы в тонких белых перчатках не дрожать. Не успела она осторожно, чтобы не размазать помаду, сжать губами фильтр сигареты, как у самых глаз ее вспыхнул огонек зажигалки. Не поднимая взгляда, она прикурила, и лишь затем посмотрела на того, кто помог ей.
Разумеется, это был Оркотт.
- Спасибо.
- Ерунда,- он и сам прикурил – хотя, насколько было известно Джилл, граф заставил его бросить эту разрушительную привычку в обмен на обещание «никкуда больше не сбегать на своем гребанном корабле». Сейчас отступление Оркотта от собственных железных принципов было более чем кстати.
- Волнуешься?
- Мне скоро сорок, Леон, мне не по возрасту волноваться из-за такой ерунды.
- Ага… - еще одна затяжка – Джилл смутно подумала о том, что не хотелось бы, чтобы ее волосы и пальцы пахли табаком, но уже поздно об этом беспокоиться.
- Ты с ним сидела, когда мы с Ди куда-нибудь уезжали, помнишь?
- Нет, это началось не тогда.
- Ага… - он посмотрел куда-то в сторону, словно вдруг ужасно заинтересовался рисунком на обоях.
- Леон! Хватит уже этих «ага»! – она затушила сигарету об стену – не самый красивый жест для прекрасной невесты,- если ты хочешь признаться, что все эти годы любил только меня, то сейчас совершенно неподходящее для этого время и место!
- Черта с два,- он посмотрел на нее и неожиданно улыбнулся,- не знал, как сказать тебе…
Джилл внутренне сжалась – вот сейчас Леон скажет, что ни за что не допустит этого брака. И что тогда останется сказать ей? Послать Оркотта ко всем чертям? Повиниться и все-таки выдать свое коронное «Но я люблю вашего сына!»?..
- Я говорил с Ди,- ну вот, началось – решила Джилл. Графу лично она всегда нравилась, но ведь Крис для него был куда больше «почти как сын», чем даже для Леона,- он считает, что лучшей девушки Крису просто не найти,- Джилл, начавшая было оборонительную речь, так и застыла с открытым ртом,- Он в жизни таким счастливым не был. Знаешь… до той вечеринки он ведь каким-то потерянным был – Ди говорит, он никак не мог найти самого себя. А ты… ну типа помогла ему что ли…
- Леон…
- Да погоди ты! – Леон тоже затушил сигарету и засунул руки глубоко в карманы отглаженных черных брюк – он был шафером Криса, и Джилл не помнила, когда в последний раз видела его таким элегентным,- он ведь – знаешь – очень переживал, когда ему пришлось уехать от Ди. В Нью-Йорке так и не прижился, а потом… - синие глаза шефа Оркотта в упор смотрели на Джилл. – Ди сказал, вы будете счастливы. А ты знаешь – он в этих делах разбирается.
Джилл не стала останавливать Оркотта, когда тот, развернувшись, двинулся прочь – она жестоко подавила в себе желание догнать и обнять его – слова, которые он сказал, растрогали ее больше, чем те, которые мог бы сказать кто угодно из гостей, даже бабуля Саливан, которая всегда плакала на свадьбах. Джилл прислонилась к стене и с улыбкой прикрыла глаза.
Да, если уж граф Ди напророчил им с Крисом счастье, то иначе и быть не может – он в этих делах разбирается…
Теплая рука легла ей на плечо, и Джилл, не открывая глаз, сжала ее своей ладонью, улыбаясь. Только удержать свое счастье за руку. Только не отпустить – не на этот раз, и какая разница, кому сколько лет, и кто что искал.
- Идем, все заждались.
- Ты любишь меня?
Джилл услышала, как он улыбнулся.
- Идемте, миссис Оркотт, я отвечу на этот вопрос при свидетелях, чтобы потом вы не смогли отвертеться.
@темы: Дуэль 2009
-
-
13.04.2009 в 16:32-
-
13.04.2009 в 16:32Поражает твоя уверенность в моих силах.
-
-
13.04.2009 в 16:38-
-
13.04.2009 в 16:45-
-
13.04.2009 в 17:35Потрясно!
-
-
17.04.2009 в 18:29А я все сделаю иначе и очень жестоко. Зло вселенское мне поможет.