Основное участие: фанфик.

[PSOHfest]

Название: Даттаа.
Герои/пейринг: Веска\Папа Ди.
Рейтинг: R.
Предупреждения: нецензурная лексика. Фик делится на две части - "до рекламы" и "после". Часть "после рекламы" будет добавлена в течении недели.
Дисклеймер: права не извлекаю, на выгоду не претендую.

Веске Хоуэлу не снятся сны. Вся его жизнь и так слишком похожа на сон – в зыбком тумане он всё бежит за чёрным пятном у горизонта, а опора – зацепки – рушится под ногами. Во сне люди часто падают в бездну. Веска бывал на её дне уже много раз, но наяву. Поэтому, Веске не нужны сны.
В номере было душно. На стене оглушительно тикали круглые часы со стрелками, пережиток прошлого, какой обычно оставляют для создания интерьера. В номере на одного, маленькой гостиницы bed&breakfast, интерьера не было. Но скромный бюджет скряги хозяина не позволял заменить тикающие чудовища на нормальные, электронные, будильники с выбором из пяти мелодий.
Веска отчаянно не хотел просыпаться. Уже на границе серого ничто – сна и яви, он чувствовал, будет плохо. Откуда-то издалека накатывала тошнота, а мерное тиканье часов превращалось в удары невидимого молотка, методично раскраивающего висок. По опыту, Веска знал, дальше будет хуже.
Ещё в студенчестве, на шумных проводах сессий и встречах новых друзей, собраниях клубов и пьянках без причин, Веска проверил и перепроверил много раз одну истину – пить он не умеет. Натренированный плаванием и каждодневными пробежками организм сдавался хмелю не сразу. Под улюлюканье друзей, Веска глушил не один литр пива и проходил вдоль нарисованной белым мелом черты, на спор и время расстёгивал блузки особенно смелых девчонок и много чего ещё, что приходило в распалённые выпивкой и молодостью головы. Но потом всегда накрывало, быстро и качественно, как персональным девятым валом на голову, Веску скашивало и отрубало. А утром был ад.
За следующие двадцать лет, Веска не научился пить. Всё так же, он не мог рассчитать свою норму и пил до отключки. А утром мучился тяжёлым похмельем. Одно и тоже, в выписанные под копирку утра, не смотря на страны, отели, квартиры и часовые пояса. Утром после, Веска всегда хотел умереть.
Часы тикали, всё громче и тошнотворнее. И всё сложнее у Вески получалось игнорировать острые когти головной боли. Явь настойчиво тянула его из приветливого нигде, наваливаясь памятью о только завершившемся деле.
Начальство назвало операцию удачной, прислало благодарность и премию на банковский счёт. А по мнению Вески, случился полный провал – его пятно у самого горизонта, манок, ведущий за собой уже много лет, опять ускользнул, для верности подставив парочку крупных гангстеров.
Веска рыкнул в подушку и быстро сел. Глаза он открыл чуть позже, когда смог побороть тошноту и головокружение. Резкие движения и похмелье – чертовски плохой коктейль, но иначе агент Хоуэл не умел.
В номере ещё гостили ранние предрассветные сумерки. До того, как горячее южно солнце покажется на горизонте и станет действительно жарко, Веска собирался прийти в себя. Он проговаривал себе команды, продумывал список дел на день. И параллельно всем прочим делам агент Хоуэл размышлял.
Ещё в университете он приобрёл привычку сопоставлять факты. Сначала неосознанно, просто цепляясь за странности в рассказах одного жуткого типа, переведённого из Пекина. Потом в ФБР, на каждой операции и тайном задании. С годами Веска научился находить самые мелкие ниточки, всё то, что так легко связывает обстоятельства происшествия воедино и что прохлопывают девяносто девять процентов бездарей с жетоном в кармане. Благодаря навыку Веска раз за разом находил след.
Этот очередной bed&breakfast с потёртой мебелью и видом на Восточную Сьерра-Мадре изо всех окон, не такая уж и дыра. В номере Вески был свой туалет и старая, но чистая ванная. Из крана текла горячая вода. А гигантские крылатые тараканы оказывались в комнатах только один месяц в году. В Монтеррее, как и полусотне других мест, куда работа закидывает агентов ФБР, полно пристанищ похуже. Половину из них Веска прополз на животе во время работы. Или чуть позже, когда дело уже было закрыто, но агент Хоуэл, личный агент Малдер аризонского филиала бюро, чувствовал, что след там.
Вентиль холодной воды шёл туго, им слишком часто пользовались. Под раковиной загудели трубы, кран откашлялся сырым воздухом, и только потом полилась вода. Веска подождал ещё минуту, чтобы коричневатая муть стала прозрачной, набрал полные ладони воды и выплеснул её в лицо.
«С добрым утром» - в мутноватом старом зеркале без рамы Веска казался помятым и опухшим – постаревшим за ночь, как за пять лет. По заросшей щетиной скуле к углу рта сползало красное пятно – след вымазанных красной помадой губ женщины, чьего лица он не помнил. Такая же традиция, как головная боль и тошнота после пьянки, уже без удивления Веска отметил, что мексиканские шлюхи, как и все прочие, красят рты в цвет сочного граната, особенно плохо смывающийся с не бритого лица. Или он сам предпочитал женщин с такими губами.
Видеть своё отражение или бриться в одинаковые похмельные утра Веска не любил. Знал, что жизнь его потрепала, но не хотел смотреть на это лишний раз. Веска прекрасно понимал, что разменял свою жизнь ни на что. Ещё в далёком семьдесят шестом собрал в охапку все перспективы, мечты, стремления и спустил в унитаз, чтобы удобнее было гоняться за своей персональной химерой. К сорокалетию он подошёл неустроенным холостяком, с сомнительной репутацией и очень скромными сбережениями.
Таким был Веска в зеркале, в редкие минуты после запойных ночей, в то время, когда очень хочется пожалеть себя, но при этом и пнуть побольнее. Он смотрел на своё отражение, уже другим, проясняющимся взглядом, хмурился и посылал всё к чёрту. После каждой неудачи, каждой упущенной возможности, в последний момент не сложившейся головоломки, когда китайский сукин сын снова успевал удрать, Веска снова обещал себе не сдаваться.
«Остановлюсь только когда сдохну или прижму его» - вновь говорил себе Веска, и головная боль, тошнота, лежащие на плечах годы – всё разом отпускало его, а в сознании складывались новые ниточки, за которые никто не догадался дёрнуть раньше.
Из ванной, дверь в которую Веска всегда забывал закрыть, было видно, как в комнату прокрадывался свет. Чётче проступали контуры слишком мягкой двуспальной кровати, газетного столика, обитого твидом кресла, сумрак сжимался и прятался в набухающих чернотой тенях - начинался новый день.
Глупое заблуждение, что взрослые не ждут наступления утра, почти так же сильно, как дети. Иногда Веске казалось, что именно взрослым, уже потасканным ежедневной рутиной, утро «другого дня» нужно как никому другому. Иллюзия новизны, шанс сделать что-то по-другому, начать заново или, наконец, оборвать – это всё равно, что побороть зубастого монстра, выедающего из шкафа все чистые носки. Глядя, на розоватый свет, Веска расслаблялся, закрывал глаза и разминал затёкшую на неудобной подушке шею.
Через час не молодая густо надушенная горничная принесёт завтрак. Через восемь, Веску ждёт самолёт. А в промежутке между горячей едой и вылетом, будет время ещё раз заглянуть в оставленную хитрым китайцем квартиру.

***

- Пятый выход! – Веска ещё раз прокричал в трубку своего допотопного мобильного, простого и надёжного, пытаясь пробиться сквозь окружающий шум. Джон, ждущий по другую сторону регистрации прилетающих, пытался что-то ответить, но за рёвом двигателей взлетающего боинга, Веска его не услышал. На добрые пять минут ему заложило уши, все звуки доходили будто сквозь вату или затычки для ушей, какие предусмотрены в номерах гостиниц бизнес класса.
Джон отирался в третьем ряду встречающих, переминаясь с ноги на ногу, тянул шею, чтобы рассмотреть входящих. Веска отметил его хороший серый костюм и круглый, как пивной бочонок, живот.
- Давно не виделись! – Джон затряс его руку обеими своими ладонями, красными и мокрыми от пота. Июнь в Майами – премерзкое время, особенно для обладателей десятка лишних фунтов и холостяков средних лет, ненавидящих жару с самого детства.
- Давно. – Веска первым направился к стоянке. – Ты на машине?
Конечно, Джон был на машине. На своей обтекаемой серебристой красавице с откидной крышей. Об этой тачке он сообщил каждому своему знакомому, каждому другу со студенческих времён и, может быть, всем десяти собакам своей матери, проживающей в Мемфисе. Веска, не церемонясь, скинул свой потёртый чемодан, со следами наклеек от половины аэропортов мира, на заднее сидение, на белую мягкую кожу, которую чистить сложнее, чем станцевать сальсу на битом стекле.
- Давай сразу в управление. – Веска громко хлопнул дверцей, вытащил сигарету из мятой пачки и торопливо закурил. За три часа перелёта и ещё час возни с регистрацией, он терпел, перемалывая зубами никотиновую жвачку, но дольше сдерживаться не мог. Потому что курение – это зависимость. Такая стойкая, и хуже наркотической, потому что сигареты легальны. Пройдёт пятьдесят лет, и свободно покурить можно будет только в Амстердаме, в специальных полуподвальных барах, где пару грамм табака дают под личную подпись.
- Друг, я люблю свою машину! – Джон перекинул ремень безопасности поперёк груди, защёлкнул его под сидением и очень нежно погладил руль. – Не мог бы ты не курить?
- Не мог бы. – Уже давно Веска научился разговаривать, не вынимая изо рта сигарету, затягиваться и выдыхать, так чтобы руки были свободны, и можно было, не прерываясь, листать старые отчёты в пыльных архивах. – Данные по вскрытию Линденбаума уже есть?
- Должны прийти сегодня. – Джон с укоризной смотрел на сигарету в зубах Вески, но настаивать на своём не стал. Он очень любил свою машину, но так же, он хорошо помнил студенчество и слышал ни одну байку о скверном характере агента Хоуэла. – Может, сначала поедим и закинем твои вещи в отель?
- Я съел пару гамбургеров в самолёте. А отель до вечера не провалится в кроличью нору. – Веска посмотрел на свои ручные часы, с противоударным стеклом и указанием времени в пяти часовых поясах. – Лучше ещё расскажи о деле.
Джон тяжело вздохнул, но послушно вывел машину на двадцать первое шоссе.

Судмедэксперт принёс отчёт лично. На его худом загорелом лице, прорезанном глубокими морщинами, читалась задумчивость, не свойственная людям, привыкшим обедать по соседству с выпотрошенными трупами.
- Экзотическая дрянь? – Веска оторвался от показаний вдовы погибшего, от педантично аккуратно исписанных ерундой листов. Эксперт замер на пороге, моргнул несколько раз, будто пытался понять, что ему только что сказали. Потом медленно киснул.
- Latrodectus tredecimguttatus – каракурт.
- Чёрная вдова? – Веска ухмыльнулся. Эксперт кивнул, протянул ему пластиковую папку с отчётом.
- А ты хорошо разбираешься в гадах. – Джон заглянул через плечо Вески, всмотрелся в сухие строчки медицинского заключения. Сначала он улыбался - вспоминал, как много в университете таинственный граф Ди рассказывал о редких животных, как Веска наслушался больше других, потому что сам господин – случай сводил его со звездой факультета то в лаборатории Фрица, то в сломанном лифте, то в водах тёплого греческого моря. Но потом уголки его больших мясистых губ поползли вниз, лицо вытянулось. – Как, месяц назад?!
И он, и агент Хоуэл, уставились на сухенького старичка, лучшего медэксперта округа. Тот потерянно улыбнулся, развёл руками.
- Я сам не понимаю. Данные провели восемь раз. Сняли образцы с кожи, костей, внутренних органов – отовсюду. По всем анализам, смерть наступила месяц назад.
Джон молча открывал и закрывал рот, играя в гляделки с экспертом. Оба они смотрели прямую трансляцию с открытия выставки, организованной семьёй Линденбаум, всего три дня назад. Кайл Линденбаум, по мнению медиков, мёртвый уже больше тридцати суток, сверкал перед камерами белозубой улыбкой, пил шампанское из высокого бокала и долго рассказывал о благотворительных и меценатских программах своего холдинга.
- Всё непонятнее, да? – Веска с громким хлопком закрыл папку. Внутри него сжималась тугая пружина, мурашки бегали под кожей, будто маленькие голодные гончие. Веска чувствовал след. – Должно быть ещё что-то. Док, что ещё странного было в трупе?
Судмедэксперт нахмурился. Его взгляд стал острым, как скальпель, которым он орудовал уже сорок лет. Взгляд попытался расчленить голову Вески, агента Хоуэла, специально приглашённого для следствия по особенно щекотливому делу. Выцветшие глаза за стёклами элегантных очков впились в лицо Вески, весь старичок эксперт превратился в сложную и очень умную следственную машину.
Такие люди, специалисты на грани безумия, отчаянные фанатики своего дела, они всегда узнают друг-друга. Каждый по-своему, через призму своего пунктика, анализировал и распознавал другого, такого же, как он сам. Через своё искусство воссоздания обстоятельств и причин через мёртвое тело, эксперт узнал Веску.
- Да, было. – Он улыбнулся, спрятав тяжёлый взгляд за распухшими веками, сеточкой мимических морщин, трещинками разбегающихся от уголков глаз. – Я нашёл укусы… - он замолчал, подбирая слово – в неожиданном месте. Три на губах, два на шее, ещё пять на груди. И никаких следов связывания, анестезии или обездвиживания. Вообще никаких следов химических препаратов, только яд каракурта.
- Он просто позволил закусать себя до смерти!? – Джон поёжился.
- Или вещества растворились. – Добавил эксперт.

Ди точно был причастен к делу. Веска знал это, чувствовал каждым нейроном, каждым нажитом годами поисков синапсом. От всех странностей и неувязок пахло хищным китайским гадом, его жасминовыми бабскими духами, пудрой из натуральных компонентов, которой он посыпал мозги всем своим слушателям. Впервые за три с половиной месяца, после Монтеррея, душной Мексики, Веске было хорошо.
Джулия Татл Козуэй ложилась под колёса возлюбленной Джоном красавицы, в лицо бил солёный, просаленный смогом ветер. По радио играла развесёлая пляжная глупость, безголосые мальчики кричали о пляже-солнце-девочках в бикини. Веска смотрел вперёд на дорогу через тёмные стёкла тонированных очков.
- Миссис Линденбаум будет недовольна. – Ещё раз заметил Джон. Он обливался потом на водительском сидении, но и не думал поднять крушу машины. – Её допрашивали уже шесть раз. Эксперты истоптали её сад, все чёртовы пол мили розовых кустов. В её трёхэтажном доме не осталось ни одного дюйма, на который бы не посветили лупой. Что ещё ты хочешь у неё найти!?
Джон то и дело переводил взгляд с дороги на Веску и обратно. Старина Джон, превратившийся из тонкокостного хиппи в пузатого агента флоридского отделения ФБР, уже в четвёртый раз пытался отговорить Веску. Семья влиятельного человека, скандал, жалобы – теперь его всё это волновало, теперь он почти пожалел, что вызвонил своего старого университетского друга, слывшего психом, но чертовски хорошим агентом.
- В отличие от вас, я точно знаю, что нужно спрашивать. – Веска щелчком отправил докуренную до фильтра сигарету в полёт до обочины и тут же достал новую. – Я точно знаю, где искать.

Дом миссис Линденбаум, подтянутой пластикой, но стареющей особы, которая предпочитала называться «просто Ада», был шикарен. Белый мрамор дорожек упирался в натуральный камень стен дома, натуральное же дерево скрипело под начищенными ботинками агентов, когда строго одетый управляющий сопровождал их в гостиную.
Ада раскинулась на белах подушках, выгодно очерчивающих её загорелое не молодое тело. Низкий диванчик, стоял так ненавязчиво удачно, что с него хозяйка дома видела всю комнату и незаметно могла подать знак охране.
- Я всё уже сказала вашим коллегам! Я уже много раз всё сказала! Я занятая женщина! – Не здороваясь, Ада сразу пошла в наступление. Все мучимые непреходящей скукой богатые дамы обожают делать вид, что заняты. Когда они нужны правительству, когда пришло время отдать гражданский долг, они всегда заняты. Им так хочется в это верить. И так хочется защитить свои гадкие семейные тайны. – Я уже всё рассказала!
Веска хмыкнул. Если бы каждый раз, когда опрашиваемые это говорили, ему давали пенни, Веска бы мог себе позволить такой же дом, как у Ады Линденбаум, или даже два.
- Появились новые обстоятельства дела, миссис Линденбаум. – Агент Хоуэл прошёл через гостиную, отметив три камеры видеонаблюдения на стенах, и растянулся в плетёном кресле правее Ады. – У вашего мужа были какие-то дела с подозрительным китайцем, именующем себя «граф Ди»?
Подошедший следом Джон закашлял. Миссис Линденбаум прищурилась, её лицо непроизвольно дёрнулось, так бывает, когда пытаются скрыть неожиданно нахлынувшие эмоции.
- Муж ничего не говорил. – Ада села, вытянувшись прямой струной, сверху вниз глядя на Веску. – Семья Линденбаум весьма уважаема. У Кайла не могло быть дел с подозрительными людьми.
- И он ничего не покупал у этого подозрительного человека, с которым не имел дела? – Веска нагнулся вперёд, устроив локти на коленях и сцепив пальцы в замок. – Какое-то контрабандное животное, например?
На скулах миссмс Линденбаум заходили желваки.
- Покиньте мой дом немедленно. Вы оскорбили мою семью, но если уйдёте сейчас, я не стану жаловаться вашему начальству. – Её голос звенел сталью, тихой яростью, доступной только женщинам непререкаемостью приказа.
- Ваш гражданский долг, не препятствовать отправлению правосудия. – Веска не двинулся с места, его голос тоже стал ниже, жёстче.
- Я буду жаловаться! Вас выкинут с позором и лишат всего! – Наконец-то она взорвалась. Забыв об охране, которой было достаточно одного знака рукой, забыв о своём положении, Ада начала кричать, как простая кухарка. – Вы пожалеете!
- Не думаю. - Джон не знал, где Веска научился так разговаривать, так давить людей, что миссис Линденбаум заткнулась и осталась сидеть с открытым ртом. – На меня уже жаловались арабские шейхи, король Брунея, младший брат Её Величества Елизаветы II и много кто ещё. Их было так много, что уже можно открыть целый тайный клуб «Влиятельные лица, которые жаловались на агента Хоуэла».
Джон никогда не жаловался на слабые нервы, работа в ФБР предполагает определённую стойкость психики, но сейчас он был близок к обмороку. Возможно, как и миссис Линденбаум.
- Убирайтесь. – Белыми непослушными губами прошептала она ещё раз. Аду мелко трясло, как в лихорадке. – Муж ничего не говорил. Он только начал вкладывать деньги в эту дурацкую выставку. Месяц назад, он исчез на целую ночь, а, вернувшись, заболел этой идеей. Кайл никогда не интересовался искусством, но последний месяц он им бредил.
- Месяц значит? – Веска поднялся, достал из нагрудного кармана пачку сигарет. – Много денег он вложил в эту выставку?
- Пятнадцать миллионов долларов. – Миссис Линденбаум закрыла лицо руками, она не плакала, не осталось и следа её недавней истерики. Миссис Линденбаум просто очень устала. – Я не знаю, во что там можно было вложить пятнадцать миллионов долларов.
- И вам не интересно, куда делись эти деньги?
- Нет. – Ада подняла глаза, потухшие глаза стареющей женщины, жизнь которой не сложилась. – Я не хочу, чтобы семья была опорочена. Я еврейка, я уважаю традиции и честь. Уходите.

На обратном пути был полдень, марево, в котором асфальт плавился и проседал под весом машин, было гудение ветра и крики Джона.
- Я тебя не понимаю, Веска! Я, чёрт возьми, ничего не понимаю! Ты трахнутый псих! Шизик, который гоняется за НЛО и бывшей женой!
- Я не был женат. – Со своего места Веска скучающе смотрел в окно, ему было о чём подумать, а Джон ничего нового всё равно не скажет.
- А ведёшь себя так, будто был! На графе Ди! Твою мать, Веска, ты хоть понимаешь, что помешался на нём! Я не верил всем слухам, потому что слухи никогда не бывают полностью правдивы! Но ты ещё хуже! Ты бредишь, ты болен им! – Джон отвлёкся от дороги, чтобы вскричать последнее непосредственно в ухо Веске. – Мы все были им очарованы! Да, были! Все! Альберт ориентацию, а потом даже пол был готов сменить! Но, дьявол, Веска, у Альберта сейчас жена с двумя волейбольными мечами в блузке и пятеро детей!
- И любовник азиат, который каждую среду хлещет его плетью по одряхлевшей заднице. – Спокойно отозвался Веска, и Джон чуть не выпустил руль.
Машину занесло вправо, завизжали шины, мимо пронесся отчаянно гудящий пежо. Ещё бы чуть-чуть и они врезались – вылетели на встречную или в кювет. На обочине серебристая красотка Джона подняла целый ядерный гриб пыли. Он медленно оседал на капот, белые кожаные сидения, который чистить сложнее, чем станцевать сальсу на битом стекле, на макушку Джона, где прибавилось седых волос.
- Какого чёрта. – Когда пыль улеглась, Джон полностью развернулся к Веске. – Какого грёбаного чёрта ты несёшь?!
Веска закурил. Пока Джон смотрел на него наливающимися кровью глазами, пока кулаки Джона сжимались и тряслись, Веска спокойно закуривал.
- Два года назад я был на операции в Греции. Брали группу, готовящую переворот. И знаешь, у этих экстремистских сукиных детей был компромат на всех греческих больших шишек. На всех политиков, бизнесменов, общественных деятелей. На «Морского Барона» тоже была папка. – Под спокойным голосом Вески Джон сдувался. Его кулаки разжались, плечи опустились. Только глаза стали ещё больше. – Я нашёл эти откровения первым. Чёрную папку с отчётами, парой дисков видеозаписей и фотографии. Ты и не представляешь Джон, какого дерьма я насмотрелся.

Перерыв на рекламный блок.